Угонщик [СИ] - Роман Феликсович Путилов

class="p1">- Я имею в виду вашу неявку в судебное заседание.

— Вы имеете ввиду паспорт? Так у меня еще парочка имеется.

— Что? — судья в изумлении выпучила глаза.

— А что? У меня есть заграничный паспорт и паспорт моряка. — о них я в учебнике прочитал, и если загранпаспорт я имел когда-то свой, то загранпаспорт моряка я никогда не видел.

— Громов, вы понимаете, что я должна вас задержать?

- Зачем это?

- Вдруг вы решите уклониться от уголовного наказания и сбежите за границу. Давайте, я позвоню в прокуратуру, они к вам приедут домой и изымут эти документы.

— Мне кажется, то, что вы мне предлагаете сделать — это очень незаконно. У нас судебное заседание законченно, а следующее будет двадцатого августа, в четырнадцать часов. Вы до этого момента меня задерживать не можете, не имеете права. И прокуратуре я ничего не дам, даже домой не пущу. И вообще, я не понимаю, почему вы так разволновались?

— Громов, я же вам объяснила. Вы можете скрыться от суда…

- То есть, перейти на нелегальное положение? Или попытаться уйти в Монголию? Но это, как-то, глупо. Мне было проще эту тварь, Беляеву, где-нибудь, по-тихому, удавить и все.

— Подсудимый, я этого не слышала. — судья от возмущения замотала головой: — И я требую от вас впредь думать, о чём вы говорите в суде!

- Ну, как я понял, у нас судебное заседание, все таки, закончилось, и мои слова никакого процессуального значения не имеет. Мы просто болтаем, как рядовые советские граждане.

- Всё подсудимый, я вас услышала, можете быть пока свободны. Сил моих слушать вас уже нет. Надеюсь, что двадцатого августа вы явитесь в судебное заседание без опозданий и мне не придется выносить постановление о взятии вас под стражу. И ещё одно — если вы рассчитываете на оправдательный приговор, это вы очень сильно ошибаетесь. Кто-то в прокуратуре Города добился отмены всех постановлений Дорожной прокуратуры о прекращении дела, как я понимаю, за вас там кто-то хлопотал. Я с городской прокуратурой из-за вас ругаться не собираюсь. Поэтому, рекомендую подумать о прекращение дело по амнистии.

- По амнистии — это, если я не ошибаюсь, означает признание мной вины?

- Да. Ну а как вы хотели? — Эмма Эдуардовна, в недоумении, развела ладошки в стороны: — Зато уголовное дело будет прекращено. Идите подсудимый и хорошенько подумайте об этом. И насчет адвоката решите, лучше своего иметь, чем вам назначат из консультации. Это я вам по-доброму советую.

Учитывая, что судейско-прокурорский люд, да и вообще, любое чиновничество, включая и меня самого, давая «добрые» советы, в первую очередь блюдет исключительно свои, собственные интересы, я имел привычку, обычно, поступать наоборот. Но, не показывая своего скептического отношения к совету, я сделал соответствующее лицо, благодарно приложив руку к сердцу:

— Обязательно подумаю об этом, уважаемый товарищ судья.

Я кивнул на прощание секретарю и пошёл на выход, чтобы тут же вернуться в зал судебного заседания:

- Извините, но вы меня с толку сбили своей информацией, и я забыл очень важный момент…

- Что у вас ещё, подсудимый? — очевидно, что Эмма Эдуардовна от меня уже категорически устала.

- Я хотел бы познакомиться с медицинскими документами, которые вы сегодня приобщили к делу. Я же имею на это право?

— Право на это вы, конечно, имеете, но только зачем терять время? Вы что -медик? Я даже сама не до конца не поняла, что там доктора накарябали, а вы то что поймете? — и глядит на меня с жалостью, как на убогого.

— Я, конечно, не медик, но почитать бумаги всё-таки хотелось.

- Света, дай ему бумаги, пусть при тебе сидит, сколько ему вздумается. Только выносить из зала не позволяй. Лучше бы адвоката хорошего поискал. — громко фыркнув, судья быстро прошла свой кабинет, примыкающий к залу судебных заседаний и захлопнула за собой дверь. Заботится обо мне, волнуется, наверное, я ей понравился. И имя у женщины загадочно-эротическое — Эмма. Знал я одну Эмму. Когда она представлялась, при этом делала грациозный книксен — это было настолько прекрасно, что я чуть из штанов не выпрыгивал.

— Громов! Громов! — оказывается, мечтая о судье, что будет приседать передо мной в книксене, я выпал из реальности, в которую меня пыталась вернуть девочка-секретарь: — Вы бумаги будете смотреть, или так домой пойдете?

Ну хоть подсудимым не называет. Я улыбнулся симпатичной работнице судебной системы:

— Ну конечно буду. Где мне можно присесть, чтобы вам не сильно мешать?

Следующие полчаса я потратил на то, чтобы досконально переписать все медицинские бумажки, которые принёс в судебное заседание адвокат противной стороны, со всеми, содержащимися на трех листах, сокращениями, аббревиатурами и невнятно записанными словами.

Поблагодарив девушку — секретаря за выданных мне три чистых листа бумаги, я окончательно распрощался с судебными органами до двадцатого августа. Стоя на высоком крыльце районного и областного судов, что занимали на пару четыре этажа административного здания, я впал в глубочайшую задумчивость. Естественно, адвоката я искать не собирался. Да и не поможет мне защитник. В правовых вопросах я не хуже адвоката разбираюсь, во всяком случае, на уровне районного суда, а вот адвоката, что разберется в медицинской части дела я, наверное, и в Москве не найду. Следовательно, защита от постороннего лица, мне не нужна. Он либо возьмёт деньги и будет изображать кипучую деятельность, либо, если я денег не дам, просто не будет ничего делать. Раз адвокаты в моей ситуации бесполезны, то мне нужен доктор, причём доктор сведущий в гинекологии и родовспоможении, а также, такой, чьи руки не связаны врачебный корпоративной солидарностью. И такой доктор у меня, теоретически, имеется, если мне удастся построить наш разговор в правильном ключе.

На моё счастье мой любимый гинеколог (другого у меня всё равно нет) вёл приём страждущих. Дождавшись, когда одна милая дама покинет пыточный аппарат, по ошибке названы гинекологическим креслом, а другая, не менее милая, на него еще не взгромоздилась, я лихо ворвался в, запретный для мужиков, если они не гинекологи, медицинский кабинет.

- Доктор, добрый день! Пойдёмте, покурим.

- Опять вы! — лицо врача стало глубоко скорбным: — Я же вам прошлый раз всё рассказал.

- Доктор, остались еще вопросы. Пойдёмте, покурим, сердечно вас прошу.

- Пять минут подождите пожалуйста, а то он не отстанет! — Доктор Давидович Яков Леонидович, мелкий жулик на ниве медицины, кивнул, растерянно переминающийся возле ширмы, пациентке и, сердито сопя, вышел вслед за мной на крыльцо районной женской консультации.

- Что вам ещё нужно? Поймите, я вам прошлый раз всё, что знал, рассказал, и больше ничем помочь не могу.

- Дорогой Яков Леонидович, поменьше праведного гнева, а то я сейчас расплачусь. Если вы забыли, то я напомню — из-за ваших липовых бумажек на меня возбуждено уголовное дело, но я, вместо того, чтобы раздуть скандал и отправить вас туда, куда хочет отправить меня ваша клиентка, я отнесся к вам с уважением, попытался найти компромиссы. А вы мне не рады, как не родной!

— Хорошо, что вам от меня нужно? — доктор нервно защелкал колесиком зажигалки, пытаясь прикурить сигарету.

— Всего лишь маленькая консультация. Вот поглядите на эти бумаги. Скажите, вот такое состояние ребенка может быть последствием физического воздействия на его мать с моей стороны на ранней стадии беременности? Я как понимаю, у Беляевой на день нашей встречи от силы шел второй месяц беременности, а может быть и первый, мне кажется, она о своем положении еще ни хрена не знала.

Доктор долго вчитывался в три листочка, переписанных мной с медицинского заключения, глубокомысленно шевелил пухлыми губами, даже посмотрел бумаги на свет, после чего, все-таки, вынес заключение:

— Однозначно нет. Скорее клиническая картина больше соответствует признакам механической асфиксии новорожденного…

— Это что? Типа пуповина захлестнула, да?

— Ну, причин может быть много…В любом случае, когда она бывала у меня, таких признаков указанной в заключении патологии я не наблюдал. Но я писать ничего не буду, нет, нет, и еще раз нет.

— И в мыслях не было, уважаемый Яков Леонидович, вы мне и так очень помогли. На этом откланяюсь, не буду вас задерживать, там вас такие женщины ждут…

Врач недовольно поморщился, выкинул бычок в урну, и с видом праведника, идущего на Голгофу, шагнул в дверь консультации.

После встречи в женским с доктором Давидовичем, мое настроение повысилось, я уже знал, что нужно делать, правда, еще не знал, как. В любом случае, в этих, непонятных, гинекологических делах передо мной забрезжил свет в конце темного